ПАМЯТИ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ

Лада Николаевна Любинская проработала на кафедре философии МИФИ почти 60 лет.

В середине 60-х годов мы учились в группе теоретиков факультета «T», усердно занимались теоретической физикой, мало внимания уделяя прочим дисциплинам, в том числе гуманитарным. Для нас, шестидесятников-максималистов, кумирами служили великие физики Эйнштейн и Фейнман, Бор и Ландау, великие же мировые философы оставались почти закрытой книгой.

И вот однажды на четвертом курсе лекции и семинары по философии читала нам замечательная, влюбленная в свой предмет женщина, небольшого роста, с прекрасным одухотворенным лицом и глазами мадонны. Глаза ее загорались, как только речь шла о важных для нее философских концепциях, в особенности, проблеме пространства-времени, философскому исследованию которой она посвятила всю свою жизнь. Это была Лада Николаевна Любинская. Мы, студенты, сразу почувствовали в ней неподдельную искренность, самозабвенную самоотдачу и, я бы сказала,  какую-то детскость и незащищенность. И мы полюбили ее.

Она давала нам интересные темы для рефератов, вместе с нами, волнуясь, разбирала наши ошибки, радовалась нашим удачам. Она, замечательный философ и преподаватель «от бога», открывала для молодежи внутреннюю структуру, логический строй науки – философии. Она заражала десятки поколений студенчества своим неподдельным энтузиазмом, приобщала к культуре логического мышления.

Лада Николаевна – автор большого количества работ, активный участник всесоюзных и общероссийских научных семинаров и конференций. К ее мнению прислушивались ученые-философы.

Много позже, на склоне ее лет, мне посчастливилось узнать Ладу Николаевну ближе. Жизнь ее не была усеяна лепестками роз. Рано она потеряла горячо любимого отца, репрессированного в довоенные годы. Семья очень бедствовала. Впоследствии на ее долю выпало еще много трагических потерь, потерь самых близких людей. Не каждый человек это выдержит – люди ломались и от меньших несчастий. Она не была сломленным человеком, ее держала работа. За несколько дней до кончины она рассказывала мне о своих новых идеях, мы составляли с ней список книг, которые мне предстояло ей привезти. И у нее, измученной болезнью, снова загорались прекрасные глаза.

Она была истинно добрым человеком. Даже почти в немощном состоянии старалась поддерживать друзей, сама же не просила о помощи, боясь обременить коллег и знакомых своими проблемами. Ее любили на кафедре, она всегда вносила нотку оптимизма и участия к людям в наше непростое время.

Это был человек редкой внутренней красоты. Восхищаясь ею, мне казалось, что она представляет тот редкостный человеческий образ, раритет, в котором  соединились преданность науке, чистейшая добродетель, почти детская наивность и несломленная воля.

Прошло три года после ее кончины. Я часто думаю о ней, стараюсь понять, как поступила бы она в тех или иных обстоятельствах. Да и всем друзьям и коллегам ее не хватает, образовался локальный вакуум – так происходит, когда мы теряем что-то светлое и настоящее.

 

Т. Ломоносова,
доцент кафедры 32.