«РОСКОШЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ»

 

Сколько раз, выходя из высоких кабинетов, приходилось ловить себя на том, что возвращаться сюда больше не хотелось бы, даже если визит вовсе не был неудачным. Просто хозяин кабинета оказывался человеком скучным, малоинтересным. Конечно, речь идет о сугубо личных ощущениях, но — тем не менее. 

А вот с Виктором Михайловичем неизменно хотелось встречаться вновь и вновь — пусть даже иногда ожидание, ход, а порой и итог очередной встречи вызывали, мягко говоря, противоречивые мысли. Такое бывает лишь при общении с действительно яркой, незаурядной личностью, в полной мере дарящей окружающим, по Сент-Экзюпери, «роскошь человеческого общения».

Как часто многолетние отношения между людьми определяются первой встречей…

За столом в деканском кабинете сидел моложавый стройный черноволосый мужчина, который после моего сумбурного изложения существа просьбы, насколько помнится, даже краткой ее мотивации слушать не стал — лишь спросил, что я умею делать и что делать хочу. Точного своего ответа я не помню,  сказал что-то вроде того, что хочу делать реальные вещи, а результат работы, собственно, и покажет, что я умею. Виктор Михайлович, довольно хмыкнув, сказал: «Тогда это ко мне».

Во время краткой общей беседы я исподволь присматривался к новому начальнику. И кое-что бросилось в глаза буквально сразу и потом подтверждалось при каждой новой встрече.

Во-первых, врожденная артистичность.  Я имею в виду удивительную взаимную согласованность слова, жеста и выражения лица, отчего общая убедительность его аргументации в разговоре возрастала многократно — прямо какой-то синергический эффект.

Во-вторых, явно демонстрируемая заинтересованность в общении с собеседником, в особенности в тех случаях, когда собеседник был инициатором беседы.

«В-третьих» прямо следует из «во-вторых». Именно, внимательность и доброжелательность беседы вовсе не исключали, а напротив, предполагали немедленность реагирования — по крайней мере, по вопросам, решение которых зависело полностью или почти полностью от него.

В этих случаях было интересно следить за его рукой: она тянулась к телефону или селектору часто до завершения «словесной части» разговора. И вопрос решался часто сразу по телефону или после приглашения в кабинет вполне конкретного человека — иногда и не одного. При этом решение далеко не всегда выглядело (да и по существу не всегда было) до конца очевидным.  Но тут вступала в дело великолепная колобашкинская интуиция, крайне редко дававшая «сбои».

Не ошибся он, выдвигая на руководящие должности в МИФИ молодых еще людей, безошибочно уловив в них необходимое для этого сочетание профессионального дарования, верности альма-матер, личную человеческую порядочность и организаторские способности.

          Да и моя личная судьба… Он продолжал следить за моей судьбой и после окончания института, несмотря даже на то, что я проявил тогда некое своеволие и ушел работать в отрасль по ядерно-взрывной тематике — хотя Михалыч и оставлял меня в МИФИ.  После совместной в это время работы над справочником по радиационным характеристикам продуктов деления он взял меня в аспирантуру под свое руководство, хотя притчу о блудном сыне мне тогда все-таки припомнил. И был прекрасным руководителем…

         

А.Б. Колдобский,
доцент, зам.директора ИМО.